Это похоже на ужасный конвейер – практически каждый день ленты информационных агентств, саратовских и федеральных, пополняются трагическими новостями о несовершеннолетних самоубийцах – мальчишках и девчонках, которые, поддавшись какому-то страшному иррациональному порыву, лишают себя жизни одним «росчерком пера», так, словно этих жизней у них не одна, а минимум пять. 
Со слов уполномоченного в РФ Павла Астахова, по подростковым суицидам Россия вышла на первое место в мире. Однако во всеуслышание об этом заговорили лишь в начале февраля после того, как в подмосковной Лобне с крыши 16-этажного дома шагнули две 14-летние девочки. Смерть несчастных школьниц стала предметом первополосных материалов, после чего суициды «посыпались» один за другим, словно по цепочке. Психологи заговорили о синдроме «юного Вертера», Астахов возложил ответственность за происходящее на российский Минздрав и потребовал у министра разработать программу по предотвращению суицидов. Но только ли в пассивности чиновников и циничной гиперактивности СМИ дело или корень проблемы лежит гораздо глубже? Что на самом деле происходит с нашими детьми? Почему они, такие юные, красивые и трогательные, решаются на то, на что, по слову Церкви, решаться ни в коем случае нельзя? И что с этим наваждением делать нам, взрослым? Поделиться своими мыслями по этому поводу «Взгляд-Православие» попросил известного московского психолога Ирину Медведеву.
ИЛЛЮЗИЯ НАСЫЩЕНИЯ
– Ирина Яковлевна, среди причин детских самоубийств называются самые разные – один не поладил с родителями, другой устал от школы, третьего довела до отчаяния несчастная любовь. Все эти причины наверняка имеют место быть, и, наверное, не стоит недооценивать их серьезности. Но есть ощущение, что они лишь спусковой крючок, главный мотив зарыт гораздо глубже…
– Самоубийство в психологии называют аутоагрессией, то есть агрессией, направленной на самого себя. Но говорить об этой проблеме необходимо в контексте подростковой агрессии как таковой, а это и убийства сверстников, и издевательства над ними. Часто дети сознательно наносят себе увечья, и суицид лишь крайнее проявление этого страшного, алогичного, на первый взгляд, поведения. Его мотивы зачастую действительно не лежат на поверхности, поэтому сейчас модно говорить о немотивированной агрессии, но я как клинический психолог, работавший в психиатрической больнице и знающий проблему не по учебникам, считаю, что немотивированным такое поведение быть не может. Второстепенных мотивов может быть сколько угодно, но главным, на мой взгляд, всегда остается тот хронический голод души, который формируется под влиянием модной ныне подростковой субкультуры. Эта откровенная гадость, которой мы, взрослые, старательно кормим юношей и девушек, не насыщает душу, а лишь создает иллюзию насыщения. Точно так же голодные люди порой вместо того чтобы поесть, выкуривают сигарету, и им какое-то время кажется, что они сыты. Но желудок обмануть невозможно, как невозможно обмануть и человеческую душу, которая нуждается в правильной подпитке. И особенно в такой подпитке нуждается еще не окрепшая душа молодого человека.
– Неужели голод души может приводить к самоубийству? И почему дети так легко на него решаются? Почему не боятся?
– Есть выражение «озверел от голода». Душа от голода тоже может звереть. А происходит это, когда она уже не помнит о том жизненном даре, который вручает нам Господь, и о той радости и вдохновении, которые он в себе несет. Что касается «легкого» решения – у подростков нет ощущения физической смерти. Об этом писал еще Хемингуэй, что, правда, не помешало ему уже в сознательном возрасте свести счеты с жизнью. Человек незрелый, накладывая на себя руки, не понимает, что у него не будет возможности жить снова. Массовая инфантилизация юношества, ставшая уже приметой времени, это непонимание лишь усугубляет. Они не видят на шаг вперед, им хочется отомстить, и все тут. Поэтому возникают детские представления о том, что любимый мальчик или родители, не купившие модную шляпку, будут плакать над гробом, а сам подросток будет наблюдать за этими страданиями и улыбаться.
– То, что происходит с детьми, – это данность сегодняшнего дня? Десять, двадцать, сто лет назад ничего подобного не было?
– Нечто похожее на эпидемию самоубийств случалось и в прежние времена. Особенно, когда появлялись модные романы или повести, в которых главный герой кончал с собой. Дурной пример оказался заразительным, когда на русском языке появился роман Гете «Страдания юного Вертера». После его выхода в свет по стране прокатилась целая серия самоубийств. Массовая культура всегда играла негативную роль. Сейчас все знают, что ритмы рок-музыки разрушительно действуют на психику, а недавно специалисты установили, что не только сами ритмы, но и тексты несут в себе разрушительную энергию. Оказалось, что в них полно побуждений к самоубийству.
– Похоже, не в них одних. У погибших в Лобне девочек на страничке в соцсети обнаружили ссылки на мультфильмы-аниме с какими-то жуткими персонажами с изрезанными телами. Что это за новая эстетика мазохизма? Откуда она взялась?
– В современной культурологии это называется эстетикой безобразного. Казалось бы, какая у безобразного может быть эстетика, ведь это наука о красоте? Но в данном случае мы имеем дело с оксюмороном, то есть совмещением заведомо несовместимых понятий. Этот культ боли и физических страданий – тоже часть той псевдокультуры, которая навязывается сегодня детям и в основе которой лежит все тот же голод и озверение души.
САНТИМЕНТЫ ВМЕСТО ЛЮБВИ?
– Как-то неловко об этом говорить, но погибшие девочки оставили своим родителям на прощание трогательные подарки – сердечки, бантики, бусы, еще какие-то девичьи сентиментальные штучки. О чем свидетельствует этот жест? Может быть, о том, что дети были недолюблены и хотели пусть ценой своей жизни показать родителям, как сильно они нуждались в их внимании, заботе и тепле?
– Ничего подобного, это обыкновенное стереотипное поведение. Они делают на прощание то, что им внушает дешевая матрица поведения и поэтому дарят все эти бантики и фантики. А где же подлинное чувство сострадания? Где понимание того, что любящие их родители сойдут с ума от горя и что никакие подарки этого горя не утолят? Увы, настоящей любви здесь нет… По поводу недолюбленности я тоже не согласна. Многие из тех, кто свел счеты с жизнью, купались в родительской любви.
– Наверное, вы правы, но как быть с другой девочкой из Москвы, которая бросилась с крыши после того, как посмотрела по телевизору сюжет о трагедии в Лобне? Накануне она говорила отцу, что никогда не решится на такое, а на следующий день в точности повторила страшный поступок. Что это, как не пропасть между родителями и детьми? Может, ребенку было плохо, но она вынуждена была соблюдать политес и не могла сказать родителям о своей боли?
– Здесь налицо раздвоение и даже пропасть между сознательным довольством жизнью и бессознательным страданием. Большая часть детей не знают, что такое настоящая культура, искусство, настоящая жизнь. И сознание может долгое время на это не откликаться, но бессознательное копит негатив. Поэтому девочка могла искренне верить в то, что так не поступит, но потом сделать то, что довлело над ней на самом деле.
В подростковом возрасте отношения у детей и родителей непростые. Так было всегда. Но это не объясняет самоубийств по подражанию. Больше того, я знаю детей из неблагополучных семей, которые живут в очень непростых условиях и многого лишены, но душой они очень крепки. Когда родители пьют и бездельничают, хочешь не хочешь приходится взрослеть раньше времени. И, напротив, есть другая крайность, когда родители зафиксированы на своих детях так, что дальше некуда. В психологии это называется «детоцентризм». Дети, перекормленные деликатесами, модной одеждой, последними моделями телефонов, быстро становятся инфантильными. Родители, которые в детстве получили все, что нужно для нормального развития, к сожалению, не чувствуют приближения катастрофы.
ВЕРА КАК ПРОТИВОЯДИЕ
– Верите ли вы в то, что меры, которые предлагает Астахов, помогут изменить ситуацию?
– Я думаю, что это псевдомеры. Ни школа, ни психологи здесь не помогут или помогут лишь отчасти. Родители тоже не всесильны, они не могут все время ходить за детьми, прислушиваться к тому, что сын или дочь слушает через наушники, или смотреть в монитор компьютера. Поэтому единственным выходом должна стать нравственная цензура. И не надо к этому относиться как к блажи заскорузлой в своем консерватизме религиозной общественности. Потому что на самом деле это в прямом смысле слова вопрос жизни и смерти, и не чьей-то посторонней, а жизни и смерти наших родных детей. И к этому просто необходимо подключать государство, но не для того, чтобы создавать при школах никому не понятные медиативные группы, а чтобы менять всю потребительскую психологию, идеологию. Конечно, в каком-то смысле нравственная цензура тоже не панацея, потому что самое главное противоядие от любых душевных повреждений – это вера. Она одна по большому счету и может заполнить тот духовный вакуум, который и толкает на непоправимое. Поэтому так важно воцерковляться, и мы, люди, уже живущие церковной жизнью, должны сделать все, чтобы «малое стадо», о котором говорил Господь, стало больше и души маленьких и взрослых были спасены. И для этой жизни, и для жизни вечной.
– И все же почему, когда роковой шаг уже совершен, абсолютно незнакомые люди со всей страны пишут этим несчастным детям виртуальные соболезнования на их страничках в Сети, которые они, естественно, уже не прочитают? Если все такие добрые, почему в самый страшный момент рядом никого не оказывается?
– Вы так говорите, как будто сами никогда не были подростком. Дети активно сопротивляются опеке даже со стороны друзей. Плюс ко всему подростки сегодня редко общаются вживую, а чаще переписываются в соцсети, по «аське» или с помощью смс. Когда душевная связь разрушается, включается процесс атомизации, и люди, лишенные опоры, начинают действовать как свободные атомы. А свободному атому легче погибнуть. Поэтому я считаю, что если есть возможность, надо отдавать ребенка в православную школу. Дети устроены так, что не могут нести подвиг белой вороны. Им часто самим противна молодежная субкультура, но они хотят быть как все, потому что боятся быть осмеянными. Поэтому нужно, чтобы ребенок находился в кругу похожих на него детей и не чувствовал давления. На мой взгляд, лучшая атмосфера для этого создается как раз в православных школах.
Беседовала
Елена БАЛАЯН