В преддверии Великого поста ваши друзья дают торжественное обещание не появляться в социальных сетях до Пасхи. Вдохновившись их примером, обещаете и вы. А через пару недель… «встречаетесь» то с одним, то с другим на просторах той самой сети! «Ты чего тут?» — «По работе. Не получилось уйти. А ты?» — «Тоже по делам»… Знакомая ситуация?
Люди овладели Интернетом или Интернет — людьми? Насколько опасны социальные сети и блоги или это просто новый, непривычный формат общения? Что он дает, а что отнимает у нас? Об этом мы беседуем с редактором портала Богослов.ру, проректором по научно-богословской работе Московской духовной академии, кандидатом богословия протоиереем Павлом Великановым. Его диссертация была посвящена влиянию технократической цивилизации на внутренний мир человека.
Последняя любовь человечества
— Отец Павел, десять лет назад, в самом начале эры Интернета, нас пугали самыми разными опасностями, главной из которых называли создание иллюзии общения. Оправдались ли эти страхи?
— Думаю, что самые радикальные из страхов безусловно не оправдались, и мне бы совсем не хотелось сгущать краски и начинать эту беседу именно с разговора о том, как все плохо.
В то же время Интернет принес с собой не только новые возможности, но и проблемы. Очевидно, что чем более простым и доступным становится человеческое общение, тем более поверхностным и менее значимым для самого человека оно оказывается. Бумажные письма от своих друзей мы все равно ценили гораздо больше, чем эсэмэски, да и читали их внимательней, а написание такого письма было целым творческим процессом. Даже если вы сегодня распечатаете электронное письмо на принтере, в нем не будет этого аромата неповторимости, исключительности, адресованности именно вам. Это уже не «вещь», которую можно показать детям через десятки лет, бережно сохранив в особом месте. Почему? Во-первых, потому что электронное письмо — универсально в силу глобальной универсальности среды своего обитания. Во-вторых, потому что мы не вложили в него столько сил, труда, любви, жертвы и внимания, сколько мы вложили бы в обычное письмо. А нормальное, полноценное общение друзей (кстати, это относится и к отношениям человека с Богом) — это всегда жертва самым дорогим, что есть у человека, — временем.
Конечно, можно было бы из этого сделать глубокомысленный вывод о деградации культуры общения и на этом остановиться, но мне кажется, что это — существенное упрощение вопроса. Сегодня мы стоим на пороге какого-то глобального «сдвига» самих форматов общения, и куда нас «сдвигают» — очень интересный вопрос.
Если же говорить о глобальных проблемах, которые уже нельзя не замечать сегодня — то это, прежде всего, хронофагия, «пожирание» времени, в которое свой вклад вносят и Интернет, и телевидение, и вся индустрия развлечений. Если раньше преподобный Иоанн Лествичник говорил о чреве как о «лукавом и всем любезном», то сегодня то же самое можно приложить и к хронофагии: всем катастрофически не хватает времени, но до чего же увлекательна и развлекательна жизнь нашего современника! Найти время для молитвы теперь стало гораздо сложнее, более того, трудно найти время даже для нормального человеческого общения!
— Получается, техника, казалось бы, призванная облегчить жизнь, сэкономить время, его отнимает…
— Легкость использования множества технологий превратила жизнь человека в одну большую пеструю мозаику. И вот он прильнул к окуляру этого калейдоскопа, крутит пальчиками его колесики и радуется в надежде, что в какой-то оборот комбинация цветных стеклышек откроет ему рецепт счастья. Непонятно откуда вдруг у нас оказалось огромное количество мелких, неглубоких и, по большому счету, ненужных событий, новостей, знаний, вещей, и даже, не побоюсь сказать, знакомств и как-бы-друзей. И мы погрузились по самую макушку в это пространство «цветного шума», я бы так это назвал. Но в нем очень трудно услышать какую-то мелодию. И в то же самое время — именно за счет неумолкающего цветного шума человек чувствует свою причастность к жизни.
У меня есть знакомая пожилая дама, в доме которой телевизор включен весь день, причем она его не смотрит. Но ей нужен этот фон. Без него ей становится тревожно, даже страшно. Информация, которую мы слышим по телевидению, создает чувство сопричастности обществу, создает иллюзию, что ты всем нужен, ты не выпал из этого мира, о тебе помнят, тебе что-то постоянно сообщают. Поэтому часто таким телевизионным шумом окружают себя люди пожилые или одинокие. Это своего рода неосознанная подмена Бога. Тому, кто стоит перед Богом, этот шум будет мешать. А для человека, который не молится, телевизор — это комфортная замена молитвы.
Но дай этому одинокому человеку хотя бы немного возможности полноценного общения, дай почувствовать, что он на самом деле кому-то небезразличен, кому-то нужен — и я уверен, потребность в таком шуме отпадет. И для этого не надо неподъемных трудов — просто прийти к человеку два-три раза в неделю, посидеть с ним час и просто поговорить. Даже не о чем-то духовном, а просто поговорить как с человеком, прожившим долгую, полную радостей и горестей жизнь… Но теперь посмотрите — какая это настоящая жертва любви, которую не заменить ни телефонным звонком, ни скайпом или «Одноклассниками».
— Выходит, все-таки не техника виновата, а сам человек таков?
— И да, и нет. Вы знаете, в случае с Интернетом возникает еще один неожиданный аспект: проблема развоплощения. Ведь Бог, наделив человека дебелостью плоти после грехопадения, тем самым засвидетельствовал свою отеческую любовь к нему, а вовсе не «отомстил» или «наказал»: согрешивший человек был облечен в нынешнюю «тяжелую» плоть, прежде всего, для того, чтобы не превратиться в демона. Как ни парадоксально, благодаря физическим ограничениям наших тел мы медлительны на грех! Например, чревоугодию так или иначе мешают физиологические пределы. Наша плоть выступает в качестве тормоза. А в сфере виртуального общения, наоборот, происходит «развоплощение» человека, тормоза практически исчезают! И мы оказываемся в некоем парадуховном мире, где скорость передачи мыслей фактически сопоставима с общением в мире идей. Тот, кто успевает с бешеной скоростью набирать текст на клавиатуре, уже не видит физических преград между мыслью, ее вербализацией и передачей.
Но у нас опять-таки получается разговор-обвинение в адрес информационных технологий, а это, повторюсь, будет лишь половина правды.
— А другая половина?
— Техника в нашем мире трактуется — например, святителем Московским Филаретом (Дроздовым) — не только как своеобразная «печать греха», но и как проявление Божественного милосердия и попечения о грешниках. Не будь ее, человек уже не мог бы жить в изменившихся условиях. Там, где он раньше был царем, повелевая всей природой, с момента грехопадения он становится нищим, нагим, жалким, убогим. Ему требуются одежда, инструменты, различные средства для выживания, и Бог дает ему все возможности обзавестись далеко не только самым необходимым.
То есть техника — это и печать греха, и свидетельство благословения.
Возвращаясь же к нашему времени, нельзя не вспомнить слова Николая Бердяева: техника — это последняя любовь человека; и под влиянием предмета своей любви он готов изменить даже свой образ.
Почему трудно уйти из Сети
— Интернет-зависимость — довольно специфическая проблема. Что ее питает?
— Интернет-зависимость не всегда возникает по вине самого человека. Скажем, инвалид, для которого Сеть является основным средством общения с миром, в своей фактической зависимости от Интернета не виноват. Но если говорить о здоровом человеке, мне кажется, в этом случае зависимость вырастает прежде всего из ущербности его реальной жизни. Я заметил это по своим наблюдениям: когда у человека насыщенная жизнь, загруженная делами, ответственностью, попечением о живых людях, то для него присутствие в Интернете становится обузой, наказанием, а не развлечением. Он прекрасно обходился бы и без виртуального пространства, но вынужден эту обузу тащить ради тех людей, для которых Интернет или мобильник — единственная или просто удобная возможность оперативно связаться с этим человеком. И действительно: когда мы перестаем отвечать на сообщения или звонки, не является ли это проявлением неуважения к тем, кому мы сейчас нужны? А это уже не по любви.
Впрочем, есть еще категория людей, и я боюсь, что таких становится все больше, для которых именно такой формат общения является хорошим выходом из неполноценности жизни, внутренней зажатости, обремененности личностными комплексами. Такой человек может открыться только в формате виртуализированного общения. Социальные сети сегодня — своего рода костыль для грешного человека: с одной стороны, на него можно опереться, с другой стороны, его можно схватить и бить по голове другого такого же инвалида.
Виртуальная свечка и исповедь по СМС
— В какой степени, по-Вашему, Церковь должна присутствовать в новом виртуальном пространстве?
— Мне кажется, что перед христианством стоит задача не столько адаптироваться к современности с помощью технологических новшеств, сколько использовать их для того, чтобы показать Христа этому шумливому обществу, засвидетельствовать о Христе собою. Если мы этого сделать не сможем, то, сколько бы мы ни добавили децибел к своему крику, он ничего не даст — с противоположной стороны нас будут точно так же перекрикивать. От христианства ждут, прежде всего, особого качества жизни, качества, противоположного техногенной культуре, а именно — подлинности. Вот чего катастрофически не хватает современному миру! Если христианство эту подлинность являет, значит, оно работает, выполняет свою миссию. Если нет, значит, это ненастоящее христианство.
Кроме того, новые условия — это еще и возможность использовать новые инструменты для проповеди. Есть, например, сайт (www.slovomne.ru — Ред.), который распространяет футболки с очень точными, хлесткими выражениями, которые раскрывают христианское мировоззрение, например, со словами апостола Павла о любви. Прекрасно! Человек надел такую вещь — и он живой свидетель Истины. Более того, это для мирянина почти то же самое, что ряса для священника: он не стыдится показать всему миру, что он христианин. Думаю, надев эту футболку, человек будет хоть в какой-то мере стремиться соответствовать тем словам, которые на ней написаны. Иначе зачем же ее надевать? Вот это совершенно новая форма проповеди, новый подход к свидетельству о Христе. Минимум слов и максимум смысла.
— А «виртуальные часовни» и прочие элементы техники в богослужении? Почему Церковь так негативно относится к ним?
— В условиях техногенной цивилизации храм остается последним бастионом человечности, последней крепостью, которая не сдается. Благодаря тому, что Церковь хранит в себе непреходящие истины о Боге, о мире и о человеке, она — главный гарант человечности. Меня всегда поражал момент в фильме «Матрица», когда агент Смит говорит Нео: «Как я ненавижу этот запах человека»! Эту нашу непредсказуемость, непрогнозируемость, неуправляемость система, как машина, «ненавидит» — так вот, храмы буквально дышат этой самой человечностью. Переступая порог храма, приобщаясь Тела и Крови Богочеловека, верующие обретают в себе то самое внутреннее сокровище, которое и есть «подлинный Я», а не очередная роль в затянувшейся игре под названием «жизнь».
В храме — максимальный градус человечности, неподчиненности механическим законам формальной логики. Храм одинаково открыт для любого: туда ходит и бомж, и богатый, и бандит, и монах. Это место парадоксов: тут все прикладываются к одним и тем же иконам, причащаются из одной и той же чаши, с одной ложки — казалось бы, полная антисанитария! Человеку зачастую становится от этого страшно некомфортно, неуютно. Но если он превозмогает себя, делает решительный шаг веры от своих привычных страхов — быстро приходит удивительное осознание того, что ничего страшного с ним в этой «антисанитарии» не происходит, да и не может произойти! Уникальность храма в том, что он дает прививку подлинности. Уже только поэтому его пространство не должно виртуализироваться.
Минимизация технических средств также работает на пользу этой неотмирности. И потому она так необходима. Пару лет назад один художник с буйной фантазией предложил вместо иконостаса поставить огромные плазменные панели, куда бы выводились изображения икон, а на аналой положить планшет с иконами святых, меняющимися в зависимости от праздника. Не приведи Господь увидеть такую картину когда-нибудь! И дело не только в кощунстве, неблагоговейном отношении к образу или прямом нарушении постановлений Седьмого вселенского собора — это будет настоящим предательством подлинности. Подобный храм не будет местом тишины и молитвы: заметьте, насколько всё и в богослужении, и в интерьере храма располагает к серьезности в молитве, сдержанности, я бы даже сказал — к суровости. А мельтешение картинок на экранах есть не более чем простейший инструмент удержания внимания для создания мечтательного настроения — недопустимого в общении человека с Богом.
Но, с другой стороны, это вовсе не говорит о глобальном и абсолютном запрете на использование технических средств в деятельности священнослужителя. Недавно мы приступили к разработке программы для мобильных платформ — которую для внутреннего использования назвали в шутку «Ipriest» (priest (англ.) — священник. — Ред.). Это целый набор текстовых, звуковых, справочных материалов, которые будут полезны священнику. И это вполне может выручить в экстремальной ситуации, когда у священника не окажется с собою богослужебных книг или опытного советника. Но я бы сразу предостерег от безрассудного использования даже таких, казалось бы, безвредных приложений. Любое облегчение с помощью технических изобретений в итоге неминуемо влечет за собой атрофию соответствующих способностей. Если создать, например, программу, которая вычислит и переварит все алгоритмы составления чинопоследований богослужения и таким образом сделает ненужным еженедельный труд уставщика в каждом храме — это приведет к тому, что никто даже и не задумается о той красоте, мудрости и любви к человеку, которыми пропитаны формальные, казалось бы, страницы Типикона. Или другой пример: в Европе сегодня повсеместно распространено использование электронных звонниц — в результате чего там, к сожалению, почти утрачено искусство колокольного звона, из массового оно превратилось в удел маленькой группы профессионалов. Запретите народу ходить звонить на Светлой седмице в колокола — и вы сразу почувствуете, что лишились чего-то очень искреннего и настоящего, пусть даже совсем и непрофессионального.
— Особой критике всегда подвергалась идея исповеди онлайн…
— Если я не ошибаюсь, святитель Иоанн (Максимович) в экстренных случаях принимал исповедь по телефону. Но опять же встает вопрос: может ли это стать нормой, и где критерий, когда такая исповедь допустима, а когда нет?
Дело в том, что традиционно исповедь хоть и является отдельным Таинством, но тесно связана с богослужением. Любой священник подтвердит: исповедь на дому и исповедь в храме — отличаются существенно. Приходя в храм исповедоваться, человек вырывает себя из своего мирка, который создал у себя дома или на работе, и оказывается на территории Бога. Он вырывает себя из кокона комфорта, которым мы себя постоянно окружаем: выделяет время на то, чтоб поехать на богослужение, заставляет себя преодолеть различные преграды, включая стыд перед духовником за совершённые грехи. Даже само стояние в очереди оказывается томительно-прекрасным временем для сосредоточенного осмысления, подготовкой к покаянию. И все это, в конечном итоге, работает на душевную пользу самого человека.
Здесь мы возвращаемся к теме, с которой начали: чем жертвует человек для того, чтобы быть с Богом? Каждый наш приход в храм — это попытка в этой скорлупе комфорта и самоуспокоенности сделать трещину, сквозь которую Бог к нам может пробиться. И этот труд, я думаю, не менее важен, чем сам факт совершения исповеди. Отчасти это есть вполне реальный плод покаяния, который человек приносит Богу в подтверждение нешуточности своих намерений стать другим.
А каков плод покаяния, и есть ли он вообще, когда речь идет об исповеди по телефону? Я не знаю. В любом случае, отсутствие общения «лицом к лицу» существенно окрадывает любой разговор. Тем более, когда речь идет о попытке добраться до самых потаенных уголков души во время исповеди. На мой взгляд, без крайней необходимости «телефонная» или опосредованная любым другим техническим средством исповедь — вещь недопустимая и вредная.
— То есть простота и комфорт в духовной жизни — не лучшие спутники?
— Не всегда полезно упрощать. Ведь делая что-то, человек «делается» сам. А лишая его возможности участия в этом делании — оставляя право только поиграться кнопочками — мы его окрадываем, лишаем возможности стать другим. Нажал кнопочку — грехи простились. Нажал кнопочку — твои денежки через Robox перешли на счет храма, на сайте «зажглась» свечечка, пять минут погорела где-то в виртуальном пространстве. И зачем? Успеет ли человек вообще задуматься: перед кем я зажег свечку? о ком у меня сердце болит? Сможет ли он взглянуть на иконы, помолчать перед Богом?..
— Простите, но разве не такова же ситуация и в плоскости простого человеческого общения? Скажем, собрать друзей вечером дома, а не в группе на «Фейсбуке» — это тоже духовная нагрузка?
— Без сомнения. Важно то, что техногенная культура входит в глубинное противоречие с христианским отношением к жизни, согласно которому мы ценим не то, что получаем, а то, что отдаем; и поэтому для нас дороже то, что тяжелее нам досталось. Как Христос говорит: Кто хочет душу свою сберечь, тот ее потеряет, а кто потеряет душу свою ради Меня и Евангелия, тот обретет ее. А когда человек предельно облегчает себе все коммуникации, разве происходит самоотдача? Написать сообщение в социальной сети гораздо проще, чем позвонить, и тем более прийти.
У Жана Бодрийяра в книге «Система вещей» дан блестящий анализ современного общества как общества симулякров, то есть неких подобий, симуляций, «провозглашений» чего-то, когда в действительности под этим ничего нет. Если в обычной жизни каждый знак что-то означает (например, подаренная открытка свидетельствует о моем почтении, уважении, любви к человеку), то в обществе симулякров каждый знак отсылает к чему-то другому, и эта круговерть никогда не прекращается. Например, электронные безличные поздравления, которые мы одним нажатием кнопки рассылаем сотням знакомым — что это? На самом деле — просто напоминание о себе этим людям, свидетельство того, что они нам зачем-то нужны. Жест, и только, но при этом без всякой попытки с нашей стороны использовать это поздравление для какого-то углубления отношений, сказать что-то очень теплое, правильное, вдохновляющее, поддержать человека — а это может быть только адресно. Сами отношения становятся имитацией и активно поддерживаются и распространяются соответствующим интерфейсом.
— Может быть, тогда стоит создать «правила поведения христианина в Интернете», чтобы свести к минимуму такие негативные моменты, как имитация чувств?
— Мне кажется, что такие правила должны быть внутри, если позволите, — в самой «прошивке» человека. Никакие технологии никогда не изменят в лучшую сторону человеческую природу — природу падшую, страстную, удобопреклонную ко греху. Поэтому и основной инструментарий, которым и следует удерживать себя в безопасных для души пределах, остается одним и тем же хоть для людей III века, хоть XXIII-го. Я против того, чтобы создавать какие-то надуманные искусственные внешние ограничения — они должны рождаться изнутри, опытным путем, из понимания, что нас разлучает с Христом, что истребляет в душе благодать, а что, напротив, помогает ее получить. Ничто не снимает с нас ответственности, если в Интернете мы позволяем себе вещи, недопустимые для христианина в обычной жизни.
Наверное, самое главное правило такое: любой человек, выходящий в виртуальное пространство, должен понимать, что по ту сторону экрана — реальные, живые люди, живые души, только более «оголенные», «обнаженные» от телесных защитных покровов.
И еще один важный принцип интернет-общения заключается в том, что любое слово не должно быть шумом. Произнося много слов, мы просто увеличиваем общее количество шума. А шум — это когда за словами ничего не стоит, когда они не поддержаны ни готовностью человека нести ответ за то, что он сказал, ни реальным жизненным опытом, ни пониманием того, о чем идет речь. Это сотрясение воздуха, которого сейчас чрезвычайно много. Недаром Паисий Святогорец говорил, что мир устал от слов. Словам больше не верят…
Вот с этим неверием в подлинность нам и предстоит бороться. Где-то словом, а где-то и молчанием.